Фрагмент статьи сборника: "Этнография и фольклор коми". Жеребцов Л.Н. - Сыктывкар, 1976.

Исторические основы контактов коми и саамов уходят в относительно глубокую древность. Первоначально их встречи имели место в XII−XIV вв. где-то в бассейнах Мезени, Пинеги и, возможно, нижней Печоры. Подтверждением пребывания древних саамов в указанных районах является наличие топонимических терминов явно саамского происхождения, например, с. Нюхча (по-саамски «лебедь») и некоторые другие. Прямые предки коми в XII–XVI вв. расселились в бассейнах вышеупомянутых рек и встретились с саамами. В удорском диалекте коми языка до сих пор сохранились слова, являющиеся несомненными саамскими заимствованиями: токты (гагара) = тохт (гагара), чукчи (глухарь) = чукча (глухарь), тивти (ястреб) = чйвт (ястреб) и т. п.

Приведенные примеры позволяют говорить об обитании саамов или их прямых предков в Мезенской тундре в период продвижения древних коми (пермян) в бассейны Мезени и Пинеги. Контакты эти очевидно не были особенно продолжительными, так как проявление ненцев (а возможно и некоторых других народов) заставило саамов отступить на запад и затем на север в Скандинавию. Какая-то часть из них была, вероятно, ассимилирована пришельцами. Очень вероятно, что воспетая в ненецком эпосе борьба народных богатырей с иноплеменниками является отражением реальной борьбы ненцев с саамами. А.К. Микушев считает, например, что колвинский эпос или, как он пишет, северно-коми эпос является «оригинальной формой, в которой слились элементы не только коми и ненецкие, но обско-угорские и саамские». Хотя сам колвинский эпос складывался относительно поздно, но в него вошли очень древние мотивы, и поэтому вполне реально звучит вышеприведенное высказывание о включении в него саамских элементов.

В последующие века, вследствие передвижения саамов на новые места, в частности, в Карелию и на Кольский полуостров, контакты между коми и саамами надолго прервались. Новая встреча этих народов произошла лишь в конце XIX в. в результате переселения коми-ижемцев на Кольский полуостров. По имеющимся данным, первые стада оленей, принадлежащие оленеводам-ижемцам, появились в Кольской тундре в 1887 году, когда четыре ижемских семейства поселились в саамском с. Ловозеро. С тех пор почти ежегодно на Кольский полуостров прибивало по нескольку семей ижемцев со своими стадами оленей. Это переселение было вызвано распространением массовых эпизоотий в Печорской тундре. Беглецы пытались спасти своих оленей, уводя их в незараженные районы. Как правило, все это были владельцы относительно небольших стад. Эпизоотии для них были особенно страшны.

Все первые переселенцы обосновались в с. Ловозеро. И к концу I четверти XX в. в этом селе их собралось уже достаточно много. Д. А. Золотарев писал, что «из 745 человек жителей приходится на долю лопарей (саамов) третья часть, в то время как больше половины ижемцев-зырян, а кроме того, около 60 человек самоедов (ненцы) и 30 человек русских».

Первоначально саамско-русские общества не давали согласия на вселение пришлых ижемцев. Поэтому ижемцы не имели права основать свои деревни, а по мере возможности, по степени уступчивости того или иного сельского общества поселялись в уже имевшихся погостах (как уже отмечалось, главным образом в Ловозере). Однако с годами это сопротивление саамских обществ ослабело. Ижемцы получили разрешение на прописку и стали основывать свои самостоятельные поселения. В I четверти XX в. коми-ижемцы обитали не только в одном Ловозере, но также довольно широко расселились по Кольской тундре, как по многим другим населенным пунктам саамов (например, в Сосновском погосте), так и, главным образом, во вновь основанных ими самими новых поселений.

Принято считать, что ненцы появились на Кольском полуострове вместе с коми. Думается, что мнение о появлении ненцев и коми более или менее одновременно является правильным. Это подтверждается тем явлением, что оба эти народа, как правило, селились вместе в одних и тех же селениях. Некоторые исследователи объясняют этот факт тем, что ненцы были батраками коми-ижемцев, но это утверждение не вполне соответствовало действительности, так как основная масса переселившихся оленеводов была малооленной и не держала пастухов. Кроме того, в исследованиях приводятся примеры наличия самостоятельных стадовладельцев из ненцев. Так, В.В. Чарнолусский подтверждает это, приводя данные о наличии поголовья оленей по каждому народу в отдельности на 1927 г. Он пишет, что из 20996 голов саамам принадлежало 9428, ижемцам – 7044, русским – 3217 и ненцам 1307 оленей. Следовательно, у ненцев имелись свои собственные стада оленей. Около 1920 г. недалеко от Ивановки возникли еще две коми деревни: Краснощелье и Оксино. В первой из них в 1925 г. было 37 жителей, а во второй – всего 9. По данным В.В. Чарнолусского, обе они возникли только в 1924 г.

Все новые деревни ижемцами основывались вдоль берега реки Поной, которая протекает в средней части Кольского полуострова примерно с северо-запада на юго-восток. На этой же реке в 1923 г. уже весьма близко к берегу моря (Краснощелье расположено почти в центре Кольского полуострова) Ф.В.Канев основал д. Каневку.

Как говорят все вышеприведенные материалы, коми расселялись не по всему Кольскому полуострову, а только в определенной его части, в тундровой зоне. В этой местности они составляли не менее 50 % населения. Однако в целом по области картина была совсем иная. По данным переписи 1926 г., коми в Мурманской области было всего 3,1 %, а ненцев − 0,5 % от общего количества населения. Перепись населения 1959 г. коми и ненцев в Мурманской области вообще не выделила. Они идут в графе «прочие национальности».

Коми-ижемцы и прибывшие с ними частично в качестве их пастухов, частично в качестве владельцев собственных стад, ненцы совместно с коренными обитателями этих мест саамами составляют основную массу сельского населения Мурманской области, занимающейся оленеводством на обширных пространствах Кольских тундр. Однако дружеские отношения между ижемских коми и саамами наладились не сразу. И одной из основных причин возникновения неприязни было то, что коми и ненцы пришли в Кольскую тундру незваными, вторглись на чужую территорию, нарушили установившуюся традиционную систему хозяйства саамов. Они внесли разлад в пути перекочевок, поскольку стали пасти свои стада на уже занятых (распределенных) участках саамских обществ. Особой тесноты коми, конечно, не вызывали, так как примерно 60 % из них владели стадами, насчитывающими не более 100 голов, и 30 % имели от 100 до 200−300 оленей. Только 10 % переселенцев владели относительно крупными стадами по 3−4 тыс. голов. Но зато они принесли с собой свою особую ижемскую систему оленеводства, направленную на создание промышленно-выгодного оленеводческого хозяйства и свою ижемскую же систему выпаса оленей. И то, и другое было в корне противоположно саамской системе оленеводства. Саамы практиковали вольный выпас оленей в летнее время, то есть на все лето олени отпускались без всякого надзора и паслись самостоятельно. А осенью вновь сгонялись в общее стадо. Этот осенний сбор оленей занимал очень много времени и сил, но зато летом саамские семьи были полностью освобождены от ухода за стадом и могли заниматься другими видами хозяйственной деятельности: главным образом рыболовством, а также и охотой. Ижемская же система требует круглогодичного выпаса стад пастухами с помощью собак.

Столкновение этих двух систем оленеводства привело к тому, что саамский способ вынужден был уступить. Саамы стали переходить на ижемскую систему. Правда, они полностью ее нигде почти не восприняли, сохранив или привнеся в нее некоторые свои особенности. В частности, например, если ижемцы объезжали стадо на нартах, то саамские пастухи предпочитали пеший обход и т. д. Интересно в данном случае привести отрывок из ненецкой легенды, опубликованной в работе В.Н. Чернецова. В ней говорится: Таана без чума за оленями пешком ходил, С осени до весны ходил, А с весны до осени На оленях нигде не ездил. Весной и осенью к мысам подходил. Этот отрывок, как мне кажется, может служить дополнительным доказательством того, что у предков саамов (а Таана, несомненно, должен быть отнесен к этому народу) не практиковалась езда на оленях. Олень служил вьючным животным и для прочих хозяйственных нужд. Эта старинная традиция сохранилась в какой-то мере у саамов до XX в.

Затруднялось сближение обоих народов и тем, что сами ижемцы, явившись незваными и встреченные настороженно, а местами и просто враждебно, также держались очень замкнуто, особняком. Результаты былого заметны и теперь. Так, в Ловозере все еще можно проследить следы этого раздельного расселения: коми и саамы селились на разных берегах речки Вирмы, которая и сейчас разделяет село на две части. Исследования 1925−1930 гг. постоянно отмечают резкое различие между этими двумя частями села. Этой же причиной вызывалось стремление поселиться отдельно в стороне от других (саамов и русских), вследствие чего и появились перечисленные выше деревни, в которых вначале жили одни только коми (и иногда ненцы). Появление отдельных поселений коми в тот период было в какой-то степени вынужденной мерой. Саамские общества предпочитали из двух зол меньшее: раз уж от ижемцев нельзя избавиться, то пусть лучше они живут сами по себе, в стороне от саамов, и стали разрешать основывать новые деревни. В свою очередь это отвечало в то время и интересам коми. В первые десятилетия оба народа (и коми и саамы) относились друг к другу недоверчиво и отзывались друг о друге отрицательно. Коми считали саамов дикарями, саамы ижемцев – хитрым народом, которому доверять нельзя, которого надо опасаться. Немалую роль в возникновении враждебности саамов сыграло и столкновение двух систем выпаса оленей. Существовало мнение, что, выпасая свои стада, ижемские пастухи постоянно натыкались на вольно пасущихся саамских оленей и без стеснения присоединяли их к своим стадам. Таким образом, со временем вольный выпас оленей стал практически невозможен для саамов, так как грозил им потерей стад. Однако этот тезис требует расшифровки, ибо в таком выражении он не отвечает исторической правде. Во-первых, далеко не все ижемцы были хищниками. Наоборот, большинство их, как уже выше говорилось, были владельцами небольших стад. Эти мелкие хозяева с уважением относились к чужой собственности, поскольку прекрасно понимали, чем грозит потеря оленей. И забота о сохранности чужой собственности была для них борьбой за сохранение своей. Иначе мелкие владельцы остались бы быстро без оленей. Следовательно, и исторически, и политически неверно поголовно всех ижемцев Кольского полуострова считать людьми бесчестными. Во-вторых, каждый владелец метил своих оленей. Иначе тем же саамам трудно было бы собрать осенью свое стадо и именно только из своих оленей. Кроме того, все авторы отмечают, что в первые десятилетия XX в. саамский олень весьма отличается от ижемского. Следовательно, таких оленей в стаде ижемцев и обнаружить и доказывать права собственности было очень легко. Поэтому ижемские пастухи просто не могли «без стеснения» присоединять их к своим стадам. И если бы все ижемцы были бы хищниками, то те же саамы не стали бы доверять им пастьбу своих стад, как это, однако, случилось: «уже с начала XX в. многие из них стали свои небольшие стада оленей отдавать на выпас ижемским пастухам».

Главная причина отказа от вольного выпаса в том, что слишком много времени хозяин саамского стада должен был затрачивать на розыск своих оленей, приставших к стадам ижемских и угнанных ими в разных направлениях. Именно такую же точку зрения высказывает В.В. Чарнолусский. Он пишет, что «присоединение это привело к тому, что оленеводы всех селений Терского Наволока были вынуждены отбивать своих оленей в стадах ижемцев, куда они выезжают вплоть до самого последнего времени (чумовой маршрут)».

Освоение ижемской системы выпаса саамами шло разными путями. Одним из распространенных была отдача своего стада на выпас ижемцу. Этот способ имел два варианта. По одному саам присоединял (по договору) своих оленей к стаду ижемцев. По другому варианту саамы нанимали пастуха ижемца (и, вероятно, этот-то пастух и не имел большого стада). Для лучшего освоения ижемского способа саамы нередко присоединяли к коми пастуху в помощники-подпаски своего человека. Так, в Лумбовском погосте в 1927 г. часть хозяев отдавала своих оленей ижемцу из Каневки, который и заботился о них, присоединив к своему стаду. Другие же решили «нанять пастуха ижемца, а в помощь ему, для обучения и наблюдения за сохранностью стада, выбрать своего лопарского пастуха». Таким образом, с 1930-х годов и почти до настоящего времени на Кольском полуострове действовала ижемская (в целом) система выпаса оленей. Она, сложилась на опыте выпаса больших многочисленных стад.

Итак, можно считать, что ижемская (именно ижемская, а не ненецкая) система выпаса оленей утвердилась на Кольском полуострове с появлением там коми оленеводов и сохранилась вплоть до последнего времени без существенных изменений. Ижемцы принесли с собой не только систему выпаса оленей, но и всю свою культурно-бытовую специфику, которая также во многих ее проявлениях была воспринята саамами.

В области охоты и рыболовства можно предполагать те или иные мелкие взаимозаимствования, передачу от одного народа другому каких-либо отдельных инструментов, орудий промысла, но нельзя говорить о сколько-нибудь широких заимствованиях. В охотничьем промысле действительно можно говорить даже о некоторых противоречиях, о некоторой противоположности в подходе к охоте. В этой области ижемцы действительно допускали определенную долю хищничества, например, добывая крестоватиков (молодые песцы), охота на которых была запрещена традициями саамов, и, возможно, в некоторых других случаях.

Большое влияние оказали коми на саамов в области домашних промыслов и ремесел. Но и здесь, главным образом в тех из них, которые непосредственно связаны с оленеводством: изготовление одежды и обуви из оленьих шкур, нарт и упряжек для оленей и т. п. Так, например, повсеместно на Кольском полуострове саамы отказались от кережи и перешли на косокопыльную ненецкого типа нарту. Одновременно вошли в обиход и форма запряжки оленей и сам тип упряжки нарты. Переняты они, несомненно, от коми. Как отличие в использовании нарт саамами, можно указать на то, что они до сих пор меньше пользуются ею для переездов в летнее время. Исследователи пишут, что саамский олень для такого использования не годился: быстро переутомлялся, сгорал. Переход на ижемскую систему выпаса и совместная пастьба ижемских (тундровых) и саамских (горнолесных) оленей привел к их смешению и появлению на Кольском полуострове новой породы оленя, сочетающего черты обоих родоначальников и отличающегося рядом положительных качеств. Он оказался крупнее тундрового, но приобрел ряд его свойств. Например, если на саамском олене нельзя было ездить летом на нартах, то на этом стали ездить и летом. Он также оказался сильнее тундрового и так же вынослив, как он. Поэтому стала возможна езда на нартах и в летнее время, но как рецидив прошлого сохранилась вышеупомянутая черта в быту саамов – малое использование нарт летом.

Несомненным заимствованием у саамов является, конечно, чум. Взят он ими, безусловно, от коми и ненцев (в данном конкретном случае выделить, у кого сделано заимствование, невозможно). Сами ижемцы восприняли чум у ненцев и внесли в него ряд изменений, касающихся его благоустройства и улучшения условий жизни в нем. Ненцы позднее стали также использовать улучшенный чум, который они совместно с коми и принесли на Кольский полуостров. Этот тип переносного жилища оказался наиболее подходящим к условиям кочевого оленеводства и поэтому до сих пор сохраняется современными оленеводами.

Таким образом, в области хозяйства и материальной культуры отчетливо прослеживается, с одной стороны, весьма отдаленные связи между нынешними северными народами, выявляются общие истоки их в культурах, с другой стороны также очень ясно заметны заимствования, сделанные саамами уже непосредственно из культуры коми-ижемцев.

Источник: Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми и саамов в конце XIX - первой четверти XX вв. // Этнография и фольклор коми. – Сыктывкар, 1976. – С. 32-44.